Полнометражный фильм («Золотая пальмовая ветвь», приз французской системы образования и ФИПРЕССИ МКФ в Канне, премия «Феликс», номинации на «Золотой глобус», «Сезар» и «Давид ди Донателло»).
Другие названия: «4 месяца, 3 недели и 2 дня» / «4 Months, 3 Weeks & 2 Day» / «4 Months, 3 Weeks and 2 Days» (международные англоязычные названия), «Истории золотого века» / «Сказки золотого века» / «Tales from the Golden Age» (название оригинального сценария).
Румыния, Бельгия.
Продолжительность 113 минут.
Режиссёр Кристиан Мунджиу (премия Европейской киноакадемии).
Автор сценария Кристиан Мунджиу (номинация на премию Европейской киноакадемии), консультант – Разван Радулеску.
Оператор Олег Муту.
Жанр: драма
1987-й год. Отилиа Михатреску (Анамария Маринка, номинация на «Феликс») вызывается помочь своей подруге и соседке по комнате в студенческом общежитии Габриэле Драгут (Лаура Василиу) организовать — в нарушение действующих законов — искусственное прерывание нежелательной беременности. Для этого девушке нужно снять номер в гостинице и встретиться с господином Виарелом Бебе (Влад Иванов). К сожалению, с самого начала всё идёт крайне непросто.
Также в ролях: Александру Поточан (Ади Раду), Луминица Георгиу (Гина Раду), Ади Гарауляну (доктор Раду), Лилиана Мокану (регистратор в гостинице), Ион Сапдару (доктор Русу), Теодор Корбан (регистратор в гостинице), Дору Ана (Банзанирул), Эухениа Босанчеану (мать Бебе).
Меня всегда удивляла «слабость» национального киноискусства СРР, проявлявшаяся в сравнительно небольшом числе выдающихся произведений, а тем более – мастеров мирового уровня. И ладно бы дело ограничивалось отсутствием известности на Западе! Даже ведущие творцы (вроде Иона Попеску-Гопо или Серджиу Николаеску) всё-таки заметно уступали коллегам из иных государств Восточной Европы, также входивших в социалистический блок. При этом публика, мягко говоря, не жаловалась на отсутствие масштабных, поражающих воображение – не уступающих голливудским – зрелищ, а посещаемости кинотеатров могли позавидовать старейшие кинематографические державы. После расправы же над Николае Чаушеску произошло нечто странное. В отличие от ситуации в большинстве иных стран, ранее входивших в Организацию Варшавского договора, «важнейшее из искусств» в Румынии по-настоящему расцвело (пусть не сразу, по истечении полутора десятилетий с лишним) и снискало международное признание. Однако широкие зрительские массы, придавленные грузом житейских проблем, уникальный феномен в массе проигнорировали. Печально, но – закономерно. Вот и работа Кристиана Мунджиу, воспринятая в качестве одного из ярчайших образчиков новой волны местного разлива, исключением не стала. Фильм снискал без преувеличения восторженные отзывы буквально по всему миру, начиная с престижнейшего Каннского международного кинофестиваля, произвёл неизгладимое впечатление на кинокритиков, режиссёров, кинодраматургов в разных частях света. Даже в коммерческом отношении всё обстояло превосходно: скромные (в пределах €600 тыс.) и в значительной степени обеспеченные, по-видимому, французским продюсером Филиппом Аврилем затраты многократно окупились, причём из общемировых кассовых сборов в размере $9,84 млн. свыше $1 млн. пришлось на США. А на Родине создателей – было продано всего 86,7 тысяч билетов.
Тридцатидевятилетнего (на момент премьеры) выпускника Кинематографического университета в Бухаресте можно было бы заподозрить в следовании западной моде, а значит, и в стремлении предложить нечто заведомо беспроигрышное. Как в сугубо эстетическом, так и в идейно-тематическом плане. Только вот, скажем, стремление оператора Олега Муту добиться эффекта слегка дрожащего, «нервического» изображения не имеет ничего общего ни с установками датской «Догмы», ни со стремлением по-новому ухватить «жизнь врасплох» ряда иных европейцев1, ни с лихорадочными картинами быта, рисуемыми постановщиками из Азии. Избранная стилистика идеально соответствует замыслу, позволяя легко и естественно, без малейшего нажима переходить от повседневных зарисовок (в общежитии или в квартире Ади, в гостинице, в общественном транспорте или во дворе дома, куда заезжает Бебе, чтобы проведать мать) к эпизодам напряжённым, проникнутым почти хичкоковским саспенсом. И ещё меньше поводов заподозрить Кристиана в стремлении, грубо говоря, поплясать на костях того политического режима, с крушением которого доверчивым гражданам обещали исключительно благоденствие.
Отрадно отметить отсутствие в «4 месяцах, 3 неделях и 2 днях» как нигилистического пафоса, так и всё-таки постыдного стремления возложить вину за все беды исключительно на партийно-правительственное руководство. Фильм Мунджиу, входящий в цикл с горько-ироническим заголовком «Сказки золотого века», ценен тем, что нацелен на выявление истинных мотивов человеческого существования, а не преходящего, сиюминутного, наносного. Люди, как верно замечено у Михаила Булгакова, ничуть не изменились за прошедшие две тысячи лет. Та же проблема подпольных абортов (запрет был введён в 1966-м в рамках программы по повышению уровня рождаемости) злободневна для многих стран, а возникающие острые ситуации вовсе не обходились молчанием, найдя отражение, в частности, в «Иллюстрации с полевыми цветами» /1975/ Андрея Блайера. Ещё неизвестно, что хуже: централизованное распределение благ, пусть вызвавшее спекуляцию импортным ширпотребом (одеждой, сигаретами, косметикой), стремление молодёжи поступить в вузы с таким расчётом, чтобы избежать направления в глухие деревни, и т.д. – или прелести капиталистического уклада, приведшего к краху промышленности и к резкому падению доходов большинства. Обострившуюся конкуренцию среди тех, кто появился на свет вследствие упомянутых правительственных мер (кто учился и начинал трудовую деятельность во второй половине 1980-х), – или же обнищание 40% населения и массовый отток на заработки в прочие страны ЕС. Даже одно из главных обвинений в адрес Чаушеску в непомерном внешнем долге (целых $10 млрд. долларов!), который был выплачен, пусть и путём огромного напряжения сил, благодаря жёсткой экономии ресурсов, ныне звучит смешно – при $130 млрд., при сумме свыше трети ВВП по состоянию на 2013-й. Настоящая жизнь протекает независимо ни от чего, одаривая своими маленькими радостями – и своими драмами. Социально-политические реалии как таковые остаются фоном, привносят специфику, о которой Кристиан предлагает нам, зрителям, поразмышлять самостоятельно, максимально (насколько позволяла память и наблюдательность чуткого художника) подробно воспроизведя на экране условия бытования – и воздержавшись от оценочных суждений. Сидя за столиком в пустующем ресторане, Отилия уговаривается с подругой забыть всё, что произошло, и никогда не заводить речь об этом, и последовавшая за фразой пауза несёт столько боли и страдания от испытанного унижения, что здесь, право, трудно подобрать слова.
.