Полнометражный фильм («Серебряный медведь» Берлинского МКФ, номинация на «Золотой глобус»).
Другие названия: «Причастие» / «The Communicants», «Зимний свет» / «Winter Light» (международные англоязычные названия).
Швеция.
Продолжительность 81 минута.
Режиссёр Ингмар Бергман.
Автор сценария Ингмар Бергман.
Композитор Эвальд Андерссон (без указания в титрах).
Оператор Свен Нюквест.
Жанр: драма
Отслужив обедню с причастием, пастор Томас Эриксон (Гуннар Бьёрнстранд), несмотря на плохое самочувствие, обещает Карин Персон (Гуннель Линдблум) поговорить с её супругом Йонасом (Макс фон Сюдов), которого обуяла тревога после прочитанной в газете новости о том, что Китай, где все якобы воспитываются в ненависти, приступил к разработке ядерной бомбы. К сожалению, священнику не удаётся развеять страхи мужчины, совершающего самоубийство… Томас, по-прежнему скорбящий по покойной жене, наговаривает массу неприятных слов своей любовнице Мэрте Лундберг (Ингрид Тулин). Близится вечер, но в церкви почти никого нет. Тем не менее Эриксон решает провести службу.
Также в ролях: Кольбьёрн Кнудсен (Кнут Аронссон), Аллан Эдвалль (Альгот Фрёвик), Улоф Тунберг (Фредрик Блум), Эльза Эббесен (Магдалена Ледфорс).
Хотя на первый взгляд фильм кажется простым, отмеченным лаконизмом выразительных средств, а сюжет разворачивается в течение одного-единственного дня, съёмки протекали напряжённо и достаточно долго (для относительно небольшого хронометража). Да и в драматургическом плане не обошлось без заминки: Ингмар Бергман неоднократно упоминал, что не мог придумать финал, который помог найти его собственный пожилой отец, согласившийся сопроводить сына, много посещавшего церковные службы, и личным примером продемонстрировавший, как должен поступать пастор. Кроме того, продюсерам не удалось договориться об использовании настоящего культового сооружения, и пришлось возводить полноразмерные декорации на киностудии, что вынудило оператора Свена Нюквиста проделать серьёзную работу – изучить характер организации освещения в храмах по всей Швеции. Наконец, накладывало ограничения плохое самочувствие Гуннара Бьёрнстранда. Однако это тот случай, когда возникшие препятствия на поверку – лишь способствовали решению художественных задач.
Так, физическое недомогание Эриксона, которое даже опытному (здоровому) актёру было бы нелегко сымитировать, поразительно точно соответствует его внутреннему состоянию, причём Мэрта, словно бередя раны, припоминает малодушие, проявленное прошлым летом, когда она просила силой молитвы помочь исцелить свои язвы на руках. Вообще обращает на себя внимание контраст, возникающий, когда долгая (занимающая свыше десяти минут экранного времени!), показанная в торжественных деталях обедня с причастием завершается, и священники собираются в тесном помещении, начиная привычно обсуждать текущие, будничные вопросы. Постепенно становится понятно, что именно гложет духовное лицо; в одном из кадров его лик буквально заливает яркий свет, но… свет зимний, холодный (видимо, отсюда и название картины в некоторых странах). Видя терзания Персона, обуянного страхом перед неизбежностью скорого ядерного апокалипсиса1, проповедник делится воспоминаниями о том, как нёс службу в Лиссабоне во время гражданской войны в Испании – и как впервые проникся сомнениями во всемогуществе Бога. Ни доводы, ни неподдельная взволнованность речи должного воздействия на прихожанина, к сожалению, не оказывают… Ещё хорошо, если не подстёгивают запутавшегося мужчину к трагическому порыву застрелиться! Мотив холодных ветров Большой Истории, рано или поздно пронизывающих всякого, кто старается найти персональное убежище, надеется прожить в тишине и спокойствии вдали от бурлящих центров цивилизации, возникает у Бергмана из раза в раз, помогая вписать внешне скромные, почти камерные истории в глобальный контекст.
Впрочем, основное внимание Ингмар сосредотачивает на личности служителя культа, продолжающего исполнять обязанности, несмотря на очевидные (и усиливающиеся с годами) проблемы с верой. Кто-то, вероятно, захочет упрекнуть его в нечестности – чуть ли не в прямом обмане как самого себя, так и не слишком многочисленной паствы, но на поверку обстоятельства сложнее. Дело не только в том, что Томас осознаёт важность исполняемых обязанностей для простых людей (говоря пафосно, для общества), сколько бы мало желающих в общении со Всевышним через посредство церкви ни было. Выбранное для персонажа имя с очевидностью отсылает к личности небезызвестного апостола и, соответственно, к знаменитому уверению Фомы – к событию, итог которого Иисус подвёл словами (Евангелие от Иоанна, глава 20, стих 29): «…ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». Сегодняшний Фома неверующий (или неверный), словно раскрывая истоки жутких видений Карин2, признаётся Йонасу, что Господь неизменно принимал безобразное, отталкивающее обличие паука, стоило попытаться столкнуть Его с окружающей действительностью. Это заставляло бежать от света в темноту. Даже красивый тезис о том, что «Бог есть любовь» (из Первого послания Иоанна, глава 4, стих 8), не звучит для священника убедительно, выливаясь в жёсткий, неприятный разговор с Мэртой, учительницей-атеисткой, чья женская забота с недавних пор стала казаться непереносимо назойливой. Парадокс ситуации заключается в том, что обрушившиеся на Томаса невзгоды на удивление не усугубляют кризис – напротив, помогают найти ответы хотя бы на часть мучающих вопросов. Во всяком случае слова литургического гимна, звучащие в не заполненном людьми пространстве, не воспринимаются обращёнными в безразличную пустоту, не кажутся произносимыми формально и без чувства. Для понимания замысла важно держать в уме, что в лютеранской традиции (а Церковь Швеции считается крупнейшей в профильной всемирной ассоциации), в отличие от ряда иных протестантских конфессий, причастие – наряду с крещением – считается таинством. Принципиально и то, что потиром (сосудом для богослужения) причащаются все верующие, а не только священники.
.